История про охранника. Все о разборке в «Сити»: рассказы раненых охранников, версии случившегося. Кто должен охранять мафию
РАССКАЗ СТОРОЖА МОРГА
Скажу честно: тот, кто придумал выражение: «Бояться нужно не мертвых, бояться нужно живых», если не осел, то, значит, никогда не работал в морге. Случись ему поработать там, так он никогда не посмел бы сказать подобную глупость.
Как-то пришлось мне устроиться ночным дежурным в один из моргов. Работа непыльная, сутки через трое, клиентура покладистая, без особых претензий. В общем, нашел именно то, что мне тогда было необходимо: массу свободного времени. По первости, конечно, было противно и боязно. Потом привык. Страх тоже исчез, особенно, когда втемяшил себе в голову это дурацкое выражение: «Бояться нужно не мертвых, бояться нужно живых».
Однажды заступаю на дежурство. К вечеру появляется Митрич. Он в морге этом лет, наверное, сорок сторожем
проработал. Приходит и говорит:
- Ты сегодня на ночь в дежурке закройся и не выходи, что бы там ни случилось.
- А что случиться должно? - спрашиваю, а сам улыбаюсь, дурак дураком.
- Ночь сегодня плохая, - Митрич мне серьезно отвечает. - Первая ночь полнолуния, всякое может быть.
Тут меня, естественно, прорвало. Какими только эпитетами я Митрича не наградил: и старым пнем обозвал, и мракобесом, и тормозом - словом, много чего старику наговорил. Обидно мне показалось, что малообразованный сторож меня, человека с высшим образованием, пугать вздумал. Митрич молча все выслушал, потом говорит:
- Как знаешь, я тебя предупредил, - развернулся и пошел.
К концу рабочего дня об этом инциденте я, наверное, и не вспомнил бы, только насторожила меня одна деталь: Митрич был трезвый и говорил очень серьезно. После работы старший прозектор задержался со мной поговорить на философские темы, сидим в дежурке, спорим, а мне деталь эта - Митрич трезвый и серьезный - покоя не дает.
Поздно вечером мой собеседник ушел. Я запер за ним входную дверь и остался один. Проверил морозильную установку, посмотрел, все ли в порядке в прозекторских, потушил свет в помещениях и вернулся к себе в дежурку. Там так: входная дверь, рядом дежурка и длинный т-образный коридор, в конце которого расположены двери, ведущие в трупохранилище, прозекторские и другие помещения. Всю ночь в коридоре горит несколько ламп. В дежурке тоже свет гореть должен, но сторожа, если спать ложатся, всегда его выключают. Двери, кроме входной, нигде не закрываются, просто плотно прикрыты. В дежурке на двери задвижка, но я не видел, чтобы ей кто-либо пользовался, всегда оставляли дверь настежь открытой.
Так же все было и в ту ночь. На улице тихо: ни ветра, ни шума машин. На небе луна - низкая, огромная. Читаю Гриммельсгаузена, но нет-нет да прислушаюсь к тишине.
В полночь в сон потянуло. Решил прилечь. И тут слышу, как в коридоре скрипнула дверь. Осторожно, почти не слышно, но скрипнула. Выглянул из дежурки. В коридоре свет тусклый, рассеянный, там, где двери, - темно, ничего не видно. Как-то не по себе мне стало. Однако, думаю, пойду, погляжу, почему дверь открылась. Пошел, а чтобы уверенности себе придать, ступаю твердо, шаги отдаются гулким эхом. И тут замечаю, нет, даже, скорее, чувствую - впереди, в темноте, какое-то едва уловимое движение.
Отчетливо вспоминаю: «Закройся и не выходи, что бы ни случилось!» Медленно отступаю в дежурку, захлопываю дверь и щелкаю задвижкой.
По коридору шорох быстрых шагов, обрывающихся у самой двери. Потом снаружи дверь сильно тянут за ручку. Она подается на несколько миллиметров, дальше не пускает задвижка. В щели мелькает неясный, темный силуэт, и в дежурку просачивается явственный сладковатый запах тру¬па. В следующее мгновение я с дикой силой вцепляюсь в дверную ручку. А из коридора что-то безумно жуткое пытается проникнуть в помещение. Царапает дверь, дергает ручку, шарит по косякам и стенам, и все это происходит при полном молчании, не слышно даже тяжелого дыхания. Только тянет из-за двери запахом формалина и холодом.
Вместе с рассветом в коридоре наступает гробовая тишина. Никто больше не царапается, не рвется в дверь. Но я еще долгое время не могу выпустить дверную ручку: так и стою, вцепившись в нее побелевшими от напряжения пальцами.
Настойчивый звонок возвращает меня к действительности и заставляет распахнуть дверь. Коридор обычен и пуст: оттого кажется, что все происходящее ночью было диким, кошмарным сном. Замок, как всегда, заедает, и я долго не могу его открыть. Наконец мне это удается. На крыльце весело скалится сменщик.
- Ну ты и здоров спать! Битый час звоню! - изумляется он. Я невнятно мычу о том, что здорово перебрал спирта,
ничего не слышал, и что вообще меня лучше сегодня не трогать.
Рабочий день в самом разгаре, а я никак не могу заставить себя уйти домой. Нервно курю на крыльце служебного входа и отчаянно пытаюсь понять, что было ночью - реальность или сон. Рядом курит старший прозектор, о чем-то меня спрашивает, я ему что-то отвечаю, а у самого в голове только одна мысль: «Это был сон, этого не может быть!»
Тут на крыльцо выходит практикант:
- Андрей Андреевич, странный случай. Готовлю на вскрытие труп удавленника, ну того, что привезли позавчера, а у него под ногтями полно белой краски.
- И что же тут странного? - лениво спрашивает старший прозектор.
- Краска засохшая, старая, но надломы и срывы ногтей на руках трупа, по моему мнению, посмертные, свежие.
Они уходят, а я подхожу к двери в дежурку. На высоте человеческого роста, на гладкой белой поверхности отчетливо проступают полукруглые царапины и неровные сколы...
Последнее, что я успел сделать в этом поганом месте, так это позвонить Митричу. И когда на том конце провода раздался его хрипловатый голос, выдохнул в трубку свистящим шепотом:
- Митрич, спасибо тебе, с меня ящик водки! "Однако"
В эту книгу вошли рассказы о простых героях нашего времени – таксистах и охранниках. О людях, творящих современную историю. Живущих своей простой, неискушенной жизнью. Любящих семью, растящих детей и внуков, зарабатывающих на жизнь нелёгким трудом, радующихся жизни, любителях выпить и пошутить. Они разных национальностей, вероисповедания, со своим жизненным укладом.
* * *
компанией ЛитРес .
Истории про охранников
В силу сложившихся обстоятельств, мне довелось проводить много времени на охраняемом объекте, в самом центре города. Тем объектом была сталинская постройка пятидесятых годов прошлого столетия.
Изначально в этом доме были коммунальные квартиры. Со временем людей расселили. Отдали здание под редакцию городской газеты, однако она просуществовала недолго. Развалился СССР. Пришли трудные годы: те самые пресловутые «лихие девяностые». Редакции было нечем платить за аренду. В здание въехал один из банков-однодневок. Но и он просуществовал лишь пару лет. После чего объект остался пустым и простоял много лет, медленно разрушаясь.
У меня был крупный пёс, мне негде было с ним гулять, а объекту требовалась охрана и желательно с собакой. Комендант строения приглядела меня на улице и предложила с ними посотрудничать. Это было очень удобно. У меня появилось постоянное место выгула, взамен я стала помогать следить за порядком. К тому же на объекте жила овчарка, с которой подружился мой пёс.
Таким образом я попала в многонациональный коллектив: пьяница и балагур дворник Саня; охранник Дима, он же Давлетши, татарин из Мордовии; чуваш Александр (подпольная кличка Рыба-кит); степной казах Гайнулла, он же Борис; армянин из Ставрополья; Игорёк, бывший зэк с длинным, туманным прошлым; Николя, прапорщик на пенсии, и многие другие. Пока мы находились на объекте, они частенько рассказывали истории из своей жизни.
Почти все они живут в российской глубинке. Работают в Москве, по столичным меркам, за мизерную зарплату. Жизнь у них совсем другая. Огороды по двадцать соток и больше, натуральное хозяйство, жёны и детишки. Они, провинциалы-трудяги, разительно отличаются от городских жителей.
При мне позвонила одному из них жена. Сообщила, что две здоровых крысы бегают по дому и ночью задушили в коробке девять цыплят. Муж пообещал вернуться через четырнадцать дней (он с коллегами только заступил на вахту), взять духовушку и перестрелять крыс. Я сильно удивилась, неужели попадает? Цель слишком маленькая и вёрткая. Ответил, что капканы ставить бесполезно и ненадёжно, а в крыс он с малолетства стреляет, поэтому попадает с первого раза. Вот вам и сказки про якутских охотников, бьющих белку в глаз.
У них нет никаких сантиментов по отношению к живности. Собаки на цепи. Коты и кошки на улице. Только в лютый мороз берут в хату. Держат кошек только из-за крыс и мышей. В остальном лишний рот – и всё тут.
Они часто не понимают подхода городских жителей к собакам. Просто молчат, считая нас в душе дармоедами. Они гордятся своей малой родиной и семьёй. Чем больше мы разговаривали, тем яснее становилась разница между деревенскими и городскими обитателями. Совсем иная жизнь, иные принципы, мысли, дела и поступки. Ни одного лишнего движения или действия, всё направлено на выживание.
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Ох, рано встаёт охрана!». Сборник рассказов (О. Г. Карагодина) предоставлен нашим книжным партнёром -
Это рассказ немца по имени Якоб, который служил охранником в концентрационном лагере смерти Освенцим (Аушвиц). Стоял на вышке, следил, чтобы никто не убежал. Как обычно, считает себя не виноватым, он просто исполнял приказы. Пережил войну, спустя много лет ответил на вопросы журналиста, крайне интересно.
– Когда вы впервые узнали про газовые камеры?
– Никто про них не говорил, но все про них знали. Когда видишь, как много поездов приходит каждый день, все эти люди... Было понятно.
– Вы были внутри газовой камеры?
– Один раз. С командой зачистки. Мне дали приказ охранять их, это был 1943 или 1944 год.
– Камера была большой?
– Да, примерно как весь мой дом. Это около 90 квадратных метров. Когда поезд привозил 200-300 человек, они обычно все помещались внутри. Если нет – часть ждала снаружи.
– Вы видели это снаружи?
– Они обычно ждали у дверей газовой камеры около часа. Потом их вели внутрь. Да, они слышали все эти крики изнутри, но снаружи их подгоняли эсэсовцы... Ну... Да, я видел, как всё... происходило.
– Как всё происходило?
– Большая комната, по сути бетонный бункер, Снаружи были трубы, не помню, их было четыре или шесть... Они бросали через них банки в камеру.
– Вы видели солдат СС, которые забрасывали снаружи Zyklon B?
– Да, именно так. Всегда подъезжала машина с двумя солдатами. Прямо к камере. И они делали своё дело. Мы знали, что это команда смерти.
– Вы были одни во время своей службы на вышке?
– Да, но по ночам два человека на 12-часовую смену, смена каждые 3 часа. В перерывах можно было поспать. В лагере были ворота, через которые проходили поезда, прямо над ними была комната отдыха для караульных ночной смены.
– Что вы помните о своих вахтах на вышке?
– 12 часов – это много. Особенно, когда жаркий солнечный день. Когда холодно – приходилось стучать ногой об ногу постоянно. И ты там на высоте шести метров, нельзя спускаться, даже чтобы помочиться.
– И о чем вы думали стоя на вышке?
– Ни о чем. Утром заключенные шли на работы, куда-то, где строились дороги. Вечером они возвращались. Всё это время, весь день, в лагере не было видно никого. Не было людей. Я читал, у меня с собой была Библия или газета. Читать не запрещалось.
– Вы убивали заключенных Освенцима?
– Мне не пришлось стрелять ни разу.
– Вы стояли на вышке, вам приходилось видеть, как другой солдат СС убивал заключенных?
– Нет.
– А вы видели попытки побегов?
– Нет. Но они случились. В основном, как акт отчаяния. Они просто прыгали на проволоку. И охрана в них стреляла.
– Вы разговаривали с заключенными?
– Они могли разговаривать с охраной только в том случае, если охранник обратился к ним первым. Охрана же просто обзывала их неприятными словами в случае, если они сделали что-то не так.
– И о чем вы с ними говорили?
– Однажды у нас был трудовой отряд из молодых женщин. Я спросил у одной из них, почему она здесь. Она ответила, что потому что она еврейка. Ну и о чем было еще спрашивать?
– Вы видели, как сжигают тела?
– Да. Трубы печей крематория были не очень высокие. Поэтому если ветер дул на мою вышку, был очень сильный запах. А с 1944 года крематорий уже не справлялся. Поэтому за ним выкопали большую яму, в которой круглосуточно поддерживали огонь. И двое из числе заключенных постоянно сбрасывали туда тела.
– Так вы стояли на вышке у газовой камеры?
– Нас всё время меняли. И между камерой и вышкой был забор из колючей проволоки, но всё было видно.
– Как вы попали в Освенцим?
– 19 сентября 1942 года нас, новобранцев, погрузили на поезд. Поехали, позже нас приняла команда SS. Нам сказали, что из поезда выходить нельзя. так мы доехали до Вены. Потом наш вагон отцепили и доставили в Освенцим. Получилось так, что в этом последнем вагоне ехали те солдаты, у кого фамилия на буквы от S до Z, и я среди них. При посадке всегда заполняли вагоны по списку.
– Что было потом?
– Мы приехали на вокзал, после марш два километра в лагерь Биркенау. Нас коротко постригли, сделали прививки и набили татуировки. У меня была буква А вверх ногами, это моя группа крови. Потом три месяца обучения, включая стрелковую подготовку.
– Откуда были другие новобранцы?
– Вся команда была из заграничных немцев, из Румынии, Чехословакии и Югославии.
– По вечерам из лагеря выпускали?
– Конечно! Там рядом было много баров, мы играли в карты и пили пиво.
– И что вы чувствовали, когда пришел первый поезд с заключенными?
– Свисток, значит построение у поезда. Моя позиция была в 20 метрах от поезда. Другие солдаты открывали двери вагонов, а мы стояли вокруг и ждали, пока все люди выберутся из вагонов. Потом их уводили.
– Кто-то пытался убежать?
– Они были очень истощены. В основном их привозили из трудовых лагерей.
– У вас есть чувство вины?
– Нет. Мы часто давали евреям остатки нашего хлеба, который иначе всё равно выбросили бы. Мы оставляли им воду. Я никогда не сделал ничего плохого никому их них. Но и помочь не мог. Говорил я с ними дружелюбно, не бил, не толкал. И я не чувствовал ничего криминального в том, что я их охраняю. Мне сказали охранять, если бы я попытался сбежать, меня бы расстреляли.
– Что случилось после окончания войны?
– В итоге я попал в плен к американцам, как солдат СС был помещен в специальный лагерь для военнопленных. Пробыл там до конца 1946 года, нас там было 6000 человек. Мы занимали трехэтажные бараки и носили всё это время свою старую униформу. Моя шинель превратилась в лохмотья.
В жизни сотрудника охраны часто случаются раные истории. Мы решили узнать, как проходят рабочие дни у людей, которые нас охраняют.
Русская смекалка
Клиент купил небольшой заводик в провинции. Заводик, понятно, был дешев, но в эксплуатации оказался очень дорог. Проблема традиционная - воруют-с. Поставил хороший новый высокий забор. Не помогло. Поднял рабочим зарплату, ввел хорошие премии за перевыполнение плана. Не помогло. Сменил охрану. Не помогло. Нанял для охраны известную фирму. Не помогло. Кто-то из друзей ему посоветовал, и он пришел к нам. Поехали разбираться, делать аудит. Охрана, налажена, и в самом деле, хорошо. Но, тем не менее, готовая продукция продолжает мистическим образом исчезать. Мистика, и в самом деле - проверили все, сидим на этом заводе неделю, а продукция исчезает. Наконец обнаружили - рабочие привязывали готовую продукцию к пустым баклажкам и кидали в ливневую канализацию. А уже за территорией завода извлекали. Проблему решили. И тут клиент говорит: «Спасибо, ребята, а то я бы так всю жизнь мучился от этой загадки. Завод я все равно закрываю. Мне дешевле в Китае это сделать и сюда доставить».
Нет, значит, у китайских рабочих такой смекалки, как у русских. А у нас из-за этой смекалки производства закрывают.
Учитель
Театр. Премьера. Парковочная зона. Подъезжает навороченная иномарка. Высовывается из нее, хм… лицо и говорит охраннику:
- Дай я здесь запаркуюсь.
- Извините, здесь нельзя. Вот, напротив, много места, пожалуйста.
- Да ладно, че там-то, оттуда идти далеко.
- Извините, всего метров пятьдесят, максимум, идти. А здесь, простите, не положено.
- Триста рублей - говорит лицо. Даже не говорит, бросает так, сыто и небрежно, через губу: - Триста рублей даю.
- Место на парковке не продается, - говорит охранник.
- Слышь, я тебя сейчас научу жизни. Все продается. - Отвечает ему лицо, - Пятьсот рублей.
- Не все в жизни продается.
- Ну, штука.
- Нет.
- Две!
- Нет.
- Три!
- Не все продается в этой жизни.
Тот развернулся, уехал парковаться. И проходя уже в театр, бросил охраннику:
- Чтобы ты сдох! Я тебя еще научу жизни!
- Не все в этой жизни продается. Счастливого просмотра.
Вот и кто тут кого жизни научил?
Морж со стажем
Устроился к нам в компанию человек. Пожилой, солидный, рассудительный. Впечатление производит сугубо положительное. Дежурили с ним в хоздворе крупного строительного магазина. Поздняя осень, заморозки, сидим в вагончике. Он говорит:
- Пойду, мусор выкину.
Вышел и исчез. А от вагончика до мусорки, ну, может, метров пять. Десять минут его нет, пятнадцать. Я сначала думал, что он, может в туалет решил сходить. Или периметр осмотреть. А потом понимаю, что вышел-то он в одной футболке и штормовке болоньевой, а на улице уже морозец схватывает. Ноябрь. Ночь.
Ребята тоже забеспокоились. Вызывают его по рации, он не отвечает. Пошли искать. Возвращаются, говорят
- Все осмотрели, нет нигде. Может, домой ушел?
- Как ушел, говорю, куда? Человек же вроде в разуме. Через забор, что ли махнул?
- Ну, тогда инопланетяне его украли.
Пошел сам искать. И, вижу, на шпалете шифера фигура в штормовке. Лежит, не шевелится. Уже инеем покрылся. Реально, весь в инее, со шпалетой почти слился к тому моменту. Меня увидел, спрыгнул.
- Показалось, - говорит, - что за забором какие-то тени мелькали подозрительные. Решил подождать, чем все кончится.
- Ты обалдел?! - Говорю. - Ты в инее уже весь! Воспаление легких сейчас схватишь!
- Да нет, - говорит, - я мороза не боюсь.
Потом мы в этом убедились, зимой, и в самом деле, он в свитере ходит, без всякой куртки. Моржом оказался с большим стажем.
В тот раз так никого и не поймали. Но авторитет наших охранников после этой истории в моих глазах очень вырос, какие люди все-таки работают.
«Пассажир»
Устроился к нам новый охранник. Мощный парень, спортсмен, боксер, все дела. Поставили его на объект. Приезжаю как-то его проведать, и вижу у него под глазом ну уж не то чтобы полноценный синяк, но некая припухлость есть.
- Это что такое у тебя? - Спрашиваю. А он мне так радостно рапортует:
- Да это мне вчера клиент по морде дал!
И, увидев мое, по всей видимости, сильно вытянувшееся лицо, добавляет:
- Очень я этим доволен!
Я выдавливаю из себя какое-то мычание, что, по всей видимости, можно интерпретировать как вопрос «Что?!!». Но охранник, однако, интерпретирует правильно и радостно мне сообщает:
- Ну мужик какой-то зашел, начал хулиганить. Я попытался его приструнить, а он рукой махнул, попал мне по лицу. Вот!!!
Я, пытаясь оценить всю эту ситуацию, спрашиваю:
- А что хорошего-то в этом?
- Ну как! Раньше когда меня кто заденет, у меня раз - и красная пелена перед глазами. Потом пелена спадает - вижу, «пассажир» уже лежит, с трудом дышит, весь окровавленный. А вчера, представьте, спокойно его вывел, идите, говорю, отсюда, и даже пинка не дал! Очень горд, что сумел с собой справится. Поздравьте меня, пожалуйста!
Ну что, поздравил. Такие люди нам нужны!
Правильная реакция
Был у нас в конторе случай. Охраняли одну пафосную премьеру. Организатор слезно просит:
- Ребята, досматривайте по полной, внимательно. Не хочется нам, чтобы хоть какие-то инциденты были.
А на большую премьеру, понятно, какая публика собирается. Важная, одним словом, публика. И думают они тоже очень важно. Особенно про себя. И когда их, предельно вежливо, просят расстегнуть сумку или показать, что «прозвенело» в кармане, то часто начинается «быкование»:
- Да ты знаешь, кто я? Ты чё, не понял?
Но уговорами, лаской и километрами испорченных нервов все-таки удается выполнять свою работу. И уже на всякого следующего зрителя смотришь с опаской, ожидая чего-нибудь неадекватного.
И тут одна дама сама сумку расстегнула, без всякой просьбы, и к рамочке идет уже с открытой, повернутой в сторону охраны. Я, честно говоря, уже устал от скандалов, и потому говорю ей:
- Спасибо, что правильно реагируете.
А она отвечает:
- Ребята, поверьте - скажете раздеться - разденусь. В отличие вот от них, - она кивнула на очередного скандалящего ВИПа, - прекрасно знаю, зачем это делается. Я в «Норд-Осте» сидела… Спасибо вам за вашу работу.
Было очень приятно.
Спонсор публикации - компания «АН-Секьюрити».
